Следующий проект он выбирал очень долго — пока, в конце концов, не решился сделать фильм из обошедшей газеты всего мира истории о том, как в одном маленьком монастыре на востоке Румынии загубили девушку, изгоняя из нее злых духов. Правда, от реальных событий режиссер постарался отойти как можно дальше: он построил фильм на противодействии между двумя подругами — Войкицей (Космина Стратан), которая после детского дома ушла в монастырь, и Алиной (Кристина Флютур), которая после того же детского дома уехала было на заработки в Германию, но вернулась, потому что не могла жить без Войкицы. В интервью РИА Новости Мунджу объяснил, кто во всем виноват и зачем строить картину на длинных планах. Слушала Ольга Гринкруг.
— Экзорцизм оказался неожиданно популярен в Восточной Европе. В прошлом году на ММКФ был польский фильм «Именем дьявола», там фигурировали сходные материи. Откуда такой интерес?
— Фильма «Именем дьявола» я не смотрел, хотя было бы любопытно. А моя история началась с рельных событий, произошедших в 2005 году в румынской Молдове. Точнее, с опубликованной в местной газете заметки о том, как священник в православном монастыре привязал к кресту девушку, приехавшую в гости к одной из послушниц, и начал изгонять из нее злых духов, а она неожиданно умерла. История была изложена эффектно, но неточно, однако именно в таком виде она разошлась по заголовкам всего мира. Чуть позже Татьяна Никулеску, которая тогда работала корреспондентом «Би-Би-Си», решила разобраться в произошедшем. Постепенно ей удалось пролить некоторый свет на события тех дней. Оказалось, как водится, что там все было гораздо сложнее, чем кажется, но Татьяна старалась выслушать всех и никого не судить, поэтому с ней общалась даже церковь. Интерес был в деталях: как так может получиться, что сейчас мы с вами сидим за одним столом и признаем друг друга людьми со свободной волей, а через три недели я решаю, что в вас вселился дьявол, и привязываю вас к кресту? Тем временем начался процесс, причем до его завершения все обитатели монастыря оставались на свободе, а священнику даже разрешили провести заупокойную службу по погибшей девушке — довольно странная идея, на мой взгляд. Никто в монастыре не видел никакой своей вины — они были уверены, что девушка умерла по чистой случайности, потому что на самом деле чем-то болела, а обвинительный приговор сочли данью общественной условности: раз был скандал, кто-то должен расплачиваться. Священника в итоге в прошлом году выпустили, но от церкви их всех отлучили, причем безо всякого разбирательства. Но эта история — не про экзорцизм, а скорее про наше сегодняшнее общество. Про то, что и религиозные, и светские власти могут ошибаться: одни — творя зло во имя добра, вторые — воздерживаясь от любого вмешательства, чтобы не навредить.
— Священник у вас протестует против официальных церковных властей.
— Его позиция, действительно, радикальнее, чем официальная: он отказывается от своего оклада из протеста против экуменизма и размывания традиционных ценностей, не хочет расписывать свою церковь, хотя по правилам в православной церкви должны быть росписи, и из-за этого возникает некий конфликт с местными церковными властями, подробности которого я в итоге из картины вырезал. Отчасти из-за этого он берется изгонять из девушки злых духов — чтобы продемонстрировать свои способности, доказать, что он многое может. Но истинный христианин не должен ничего доказывать, гордыня — страшный грех.
— Фильм наверняка обвинят в антиклерикализме.
— В Румынии, как и во многих других странах, церковь обладает большим могуществом, но власть подразумевает ответственность, а не запрет на любые сомнения, связанные с церковными установками. Вдобавок, зачастую истинные религиозные ценности подменяются их поверхностным толкованием, а люди, которые считают себя религиозными, на самом деле просто суеверны, только не понимают, что между глубокой верой и поверхностными иррациональными рефлексами есть большая разница.
— Вы снимали в настоящем монастыре?
— В декорациях. Церковь — сакральное пространство, я никогда не решился бы делать фильм в настоящем храме. Тем более, что среди актеров есть религиозные люди, и им было бы невозможно играть те психически и физически изнурительные сцены, которые прописаны в сценарии, перед настоящим алтарем. Так что специально для съемок я построил декорации на холме, неподалеку от Бухареста.
Предварительно я съездил в ту церковь, где события происходили на самом деле, но копировать ее не стал. У меня все-таки другая история, другое место действия, другие отношения между девушками. Соответственно, фильм держится на другом конфликте. В реальности смерть девушки наступила из-за незнания, невнимания и неудачного стечения обстоятельств. Эти мотивы я оставил, но мне важно было поговорить еще и о роли религии в современном обществе, о том, что происходит, если религию интерпретировать буквально, и если люди, которым положено быть рациональными — например, врачи — начнут, как в фильме, вместо рецептов прописывать больным молитвы, смешивая собственные религиозные убеждения с профессией. Кроме того, в исходной истории девушки были просто подругами — между ними не было той связи, которая возникает между детьми, лишенными семьи. Алина же, оставив Войкицу в монастыре, теряла не просто подругу — она теряла единственного человека, который ее любил: именно потому она так за нее боролась. Каждая из них из большой любви старалась доказать, что другая неправа, каждая старалась вернуть заблудшую подругу на путь истинный — а закончилось все так, как закончилась.
— Вы категорически протестуете против того, чтобы «За холмами» сравнивали с «Четырьмя месяцами, тремя неделями и двумя днями», но сопоставление напрашивается — хотя бы потому, что и там, и там сюжет построен на отношениях двух девушек, судьба которых зависит от одного мужчины.
— Две девушки есть. Признаю. Но «Золотая пальма» не означает, что я должен снимать один и тот же фильм снова и снова. Мне нужна была современная история, потому что я устал от времен Чаушеску, где происходило действие предыдущей картины. Начав писать сценарий, я осознал, что структура немного напоминает «Четыре месяца…», но все же здесь совсем иной конфликт, и надеюсь, что некоторое сходство мне простят. Ну а обращение к женским характерам объясняется просто: меня занимают моральные вопросы, а женщины как существа более хрупкие оказываются жертвами агрессии чаще, чем мужчины. Возможно, когда-нибудь дойду и до мужчин — дайте мне время!
Затο пο стилю обе мои картины очевиднο пοхожи: длинные планы, отказ от музыки, отказ от монтажа, ручная камера. Визуальная стοрοна любогο фильма зависит от прοисходящих в нем событий: режиссер дοлжен быть открытым и пοнимать, чтο диκтует ему истοрия. Мы с Олегοм Муту, например, с самогο начала решили, чтο действие будет прοисходить не летοм, как было в реальнοсти, а зимой.
— Почему? Потому что испытание жизнью в монастыре, где нет даже электричества, от этого делается более суровым?
— Потому что нам нужно было показать возрождение природы в финале. Жизнь продолжается, весна наступает, несмотря ни на что. И еще мне важно было наряду с монастырской жизнью показать жизнь реальную, происходившую совсем рядом с монастырем, но с психологической точки зрения отстоящую очень далеко. В моей картине важна роль не только религиозных, но и социальных институтов. Детского дома, где Алине и ее брату дали какое-то образование, но не дали ни любви, ни моральных ориентиров, и откуда их выпустили, предоставив либо искать черную работу в городе, либо эмигрировать, либо отправляться в монастырь — больше никакого выбора у них не было.
Многие сцены я в итоге вырезал. Поначалу мне казалось, что «За холмами» надо делать по принципу скорее романному, чем кинематографическому, не упуская ни одной детали, даже когда подробности касаются не двух главных героинь, а общественного устройства в целом — ведь в итоге именно эти детали определят судьбу девушек. Но я никогда прежде не имел дело с 240-страничным сценарием. Когда объем так велик, невозможно сходу представить себе весь фильм целиком. Ты понимаешь, чем все должно закончиться, но не понимаешь, как. Так что я начал снимать все сцены последовательно, меняя что-то по ходу дела, потому что нельзя заставить актеров играть вещи, которые кажутся им неестественными. В конце концов, все встало на свои места, важное отделилось от неважного.
Но я до сих пор не уверен, что многосложные истории вроде этой могут стать хорошим материалом для кино. Мне важно было один раз попробовать. Но в кино время течет не так, как в романе. А суть фильма — не в кадре, не в монтаже, но как раз в течении времени. Именно поэтому я снимают такие длинные планы. Однако есть предел, который лучше не переходить, неслучайно обычные фильмы не превышают определенной длины.
— Вы не боитесь, что зрители начнут сбегать с середины?
— Бояться нечего — в Румынии зрителей почти не осталось, а те, что есть, смотрят одно сплошные американские боевики. И я пойму, если они, попав на мой фильм, начнут выходить из зала. Картина требует некоторых усилий — набраться терпения на полтора часа, чтобы получить всю необходимую информацию. После этого события начинают разворачиваться очень быстро. Я требую многого от зрителя — потому что я делаю не развлекательное кино, а фильмы, которые заставят людей задавать себе вопросы. Если они хотят развлекаться и смотреть на мелькающие картинки — милости просим, таких режиссеров много. Но мне совершенно не нужно становиться одним из них.