новости

Пермяки в эти дни на себе испытали неверοятный пο свοей силе и масштабу «культурный шοк». Мало тοгο, чтο маэстрο стοял за пультοм дирижера на всех κонцертах в залах филармонии и краснοй сцене фестивальнοгο гοрοдка.

В этом году Национальный филармонический оркестр России, Хор им. Попова, молодые пианисты и вокалисты представили шедевры духовной академической музыки — «Колокола» Рахманинова, сочинения Моцарта и Керубини, арии и увертюры из лучших оперных произведений.

Причем, в этοм гοду, благοдаря пермсκой филармонии, κотοрая уже третий гοд устраивает этοт велиκолепный музыкальный форум, внοвь насладиться музыкальным искусством могли и тοт, ктο пришел в день открытия к Органнοму залу. Здесь велась прямая трансляция κонцерта.

Апофеозом фестиваля «Владимир Спиваков приглашаем…» стал концерт-закрытие в формате open-air, собравший рекордное для этой площадки количество зрителей.

Плотный репетиционный и κонцертный графиκ, казалось, сделает невозможным пοлучить PRM.RU эксклюзивнοе интервью. Тем не менее, Владимир Теодοрοвич, несмотря на прοшедший грандиозный κонцерт, пοсвященный творчеству Рахманинοва и тο, чтο фестиваль был еще в самом разгаре, любезнο согласился с нами пοбеседοвать.

— Владимир Теодорович, даже если не следить целенаправленно за вашей творческой жизнью, а периодически смотреть новости или анонсы культурных событий, то складывается впечатление о вашей вездесущности. Сегодня Спиваков дирижирует в Германии, завтра на фестивале «Черешневый лес», затем во Франции… Когда вы успеваете со своими музыкантами репетировать и создавать новые программы?

— Мы все время репетируем. На самом деле — это дикая работа. Каждый день концерты и репетиции, порой есть-пить некогда…

— А живете когда?

— А это и есть наша жизнь! Иначе зачем все это?

— Когда вы готовили программу уже 3-го по счету пермского фестиваля, был ли соблазн обратиться к малознакомой широкой публике или сложной музыке?

— Музыка, которую мы исполняли в Перми, очень сложная. В частности 1-ю симфонию Рахманинова очень редко играют, потому что она — очень трудна и каждый раз требует особого подхода и колоссального внимания музыкантов и слушателей. А тем более — сочинения с хором, это тоже непросто играть. Я очень люблю Рахманинова. Люблю с детства. Я в свое время часто бывал в Ленинградской филармонии, куда меня пускали через 6 подъезд. Это знаменитый подъезд, через который ходили Чайковский, Стравинский и Рахманинов. И я, конечно, очень волновался и понимал, что это такое и что это за почет. Потом мне показали место, где сидел Сергей Рахманинов, когда он слушал первое исполнение первой симфонии, которой дирижировал Глазунов. Тот, видимо, недостаточно хорошо отрепетировал, и она не была сыграна в том виде, в котором ее себе представлял Сергей Васильевич. Рахманинов тяжело заболел, убежал с этих ступеней. Мы чуть не лишились Рахманинова из-за этого исполнения…

— Таких случаев в истории музыки достаточно. Чайковский, Бизе…

— Конечно, и у Малера, и у Бетховена так было. У всех великих! Потому что великие — всегда впереди своего времени. И их часто не понимают. Представляете себе, что «Колокола» Рахманинова были написаны в 1913 году, то есть 100 лет тому назад. А сегодня они слушаются так, как будто сочинение написано совсем недавно.

— Кроме классиков, есть ли современные композиторы, которые Вам интересны?

— Из ныне живущих я люблю Софью Губайдуллину, Арво Пярта и Родиона Щедрина. К сожалению, Альфред Шнитке ушел из этого мира, но я очень часто играю его сочинения. Таких фигур, как Шостакович, Стравинский, Рахманинов, Шнитке сегодня нет. Жизнь по спирали идет. Обычно начало века знаменито расцветом, а к концу спад..

— Но сейчас начало века…

— Еще мало. Еще только 12-й год идет. Будет расцвет. Я его жду!

— Директор вашего оркестра на брифинге, посвященном открытию фестиваля, сказал о том, что существует острейший дефицит на хороших музыкантов. Снижение подготовки исполнителей связано в большей степени с низким уровнем музыкального образования в России?

— Конечно. Это связано с тем колоссальным оттоком людей, который произошел из-за того, что преподавателям в музыкальных школах и консерваториях элементарно не платили. Люди ушли из этой сферы. Об этом нужно помнить и думать. Ведь у нас самые низкооплачиваемые сферы — образование и культура. Я надеюсь, что сейчас это изменится. Раньше на культуру давали меньше 1% ВВП. В этот процент, помимо всего, входило еще и сохранение памятников, восстановление храмов. А еще существуют музеи, специальные музыкальные школы, театры, библиотеки, оркестры, детские театры… Кстати говоря, это — все то, чем сильна была Россия. Своим образованием, культурой и просвещением.

— Судя по тому, что мы видим юных талантливых музыкантов на ваших концертах и тех, кого поддерживает ваш фонд, все-таки в некоторых местах достойные учителя остались… Или в большинстве случаев постарался Бог?

— Думаю, что все-таки это Творец. Провидение. Творчество от слова «творец» произошло. И даже в темные ночи горят яркие звезды.

— Почему Творцу было так угодно, что большинство композиторов и дирижеров — мужчины?

— Так получилось.

— Может это связано с особым чутьем мужчин и тонким слухом?

— Бывает, что женщины лучше и тоньше мужчин слышат. Может с нами больше считаются из-за физической силы… Не знаю. У меня, кстати, было два стажера — девушки. Одна сейчас главный дирижер в Музыкальном театре Натальи Сац, другая — в Московской оперетте.

— Как человек искусства Вы наверняка очень ранимый и восприимчивый человек. И вряд ли можете абстрагироваться от реальности…

— Я из породы страдальцев, честно признаюсь. Я не могу спокойно жить, если я вижу больного ребенка или инвалида. Я сразу кидаюсь помогать. Я помогаю и стараюсь, чтобы люди не знали о том, кто это сделал. Мне так больше нравится. Чтобы люди понимали, что так хочет Господь. Вот сейчас прооперировали четырех детей с ужасным диагнозом — «волчья пасть» и »заячья губа». Можете себе представить, как изуродованы лица. А это маленькие девочки. Я отдал часть своих денег, которые заработал в Америке на их операции. Они даже и не знают об этом. И я такому положению дел рад.

— К Вам, полагаю, часто обращаются за помощью?

— Очень часто. Но я больше благодарен нашим врачам. Это сердечные люди, служители. Вообще чем больше служителей, тем лучше. Они в России еще есть!

— Вы один из немногих, кто имеет непререкаемый авторитет и народную любовь. В связи с этим к Вам не могут не обращаться и за политической поддержкой.

— Я поддерживаю тех, кто, с моей точки зрения, достоин этого. Я поддерживал Путина. Вот все говорили, что он кому-то больницу построил, а кому-то театр. Меня все это не волнует совершенно. Я просто понял, что ни один человек из претендующих на пост президента, с моей точки зрения, не способен быть главнокомандующим. Путин все-таки офицер, а офицер всегда подразумевает человека, у которого есть офицерская честь. Я с этим столкнулся. Офицерская честь у него есть. И совершенно искренне его поддерживал. И мне за это ничего не нужно!

— Образ дирижера, который выведен в одноименном фильме Лунгина, лично для меня не совпадает с представлением о музыканте, который каждый день соприкасается с духовной музыкой. Он равнодушен не только к своим музыкантам, но и к близким людям…

— Я не видел этот фильм, потому что я боюсь смотреть такие картины. С другой стороны, режиссер имеет право на свое видение. Он вот так увидел дирижера. Лично я себе представляю дирижера не диктатором, а человеком, который уважает каждого в оркестре. А еще лучше, когда любит.

— Вы любите всех в своем оркестре?

— Я очень люблю своих музыкантов. Про себя я называю их, как в старые евангельские времена, — «мои возлюбленные».

— Бывает так, что великолепный музыкант имеет скверный неуживчивый характер…

— Я прощаю. Когда общий климат в коллективе здоровый, то скверный характер исчезает. Каждый человек может повернуться, как бриллиант, другой гранью и засветиться своей прекрасной стороной.

— Думали ли Вы уже о программе 4-го фестиваля «Владимир Спиваков приглашает…»?

— Пока нет. Нужно жить постепенно. Как сказал Бродский, «жизнь — это сумма мелких движений». За год еще такое количество всего произойдет, что вы себе даже представить не можете.